– Слишком многого вы не знаете, – пробурчал Перрин. Заглядывая в комнату, он едва сдерживал слезы:
Заринэ лежала такая маленькая, беспомощная. Фэили. Клянусь, я буду всегда звать тебя только Фэили. – Да сделайте же что-нибудь, Морейн!
– Капкан один раз захлопнулся, Перрин, но он все еще способен поймать любого, кто переступит порог этой комнаты. Поэтому я и не хочу туда заходить – я могу не дойти до девушки, как сама окажусь в ловушке. А сегодня вечером мне необходимо заняться важным делом.
– Да чтоб тебе сгореть, Айз Седай! Пусть сгорят все твои дела! А этот Мир Снов? Каков он? Он похож на волчьи сны? Вы говорили мне, что эти самые… Сновидицы иногда видели волков.
– Я сказала тебе все, что могла, – ответила она резко. – Тебе пора ехать. Мы с Ланом должны быть уже на пути к Твердыне. Больше ждать нельзя.
– Нет. – Перрин промолвил это тихо, но когда Морейн открыла было рот, он повысил голос: – Нет! Я не брошу ее!
Айз Седай глубоко вздохнула.
– Очень хорошо, Перрин. – Голос ее был как лед – твердый, ровный, холодный. – Если желаешь, оставайся. Может, тебе и посчастливится пережить эту ночь. Лан!
Морейн со Стражем прошли через коридор, скрылись в своих комнатах и спустя минуту вернулись. Лан был облачен в свой меняющий цвета плащ. Не сказав Перрину "ни слова, оба спустились по лестнице и исчезли.
Перрин стоял и смотрел в открытую дверь на Фэйли. Я должен что-то сделать. Если оно похоже на волчьи сны…
– Перрин! – громыхнул глубокий голос Лойала. – Что это с Фэйли? – Огир в одной рубашке шагал по коридору, сжимая перо измазанными в чернилах пальцами. – Лан сказал, что мне нужно уезжать отсюда, и прибавил пару слов, будто Фэйли в ловушку угодила. Что с ней?
С пятого на десятое Перрин пересказал Лойалу все, что услышал от Морейн. Может, и получится. Может. Нет. должно получиться! Он удивился, услышав ворчание Лойала:
– Нет, Перрин, так не годится! Фэйли была такой свободной. Нельзя, неправильно было ловить ее!
Перрин поглядел Лойалу в лицо и вдруг припомнил старые предания, в которых огир были показаны беспощадными врагами. Уши Лойала прижались к голове, а лицо его стало твердым, как наковальня.
– Лойал, я попытаюсь помочь Фэйли, но один я не справлюсь. Прикроешь меня со спины?
Лойал воздел свои огромные ручищи, умевшие так нежно прикасаться к книгам, и его толстые пальцы сжались, как будто кроша камни.
– Никто не пройдет мимо меня, пока я жив: ни Мурддраал, ни сам Темный. – Он произнес это просто, как не подлежащий сомнению факт.
Перрин кивнул ему и посмотрел через порог. Должно получиться. И мне все равно, о ней или нет меня предупреждала Мин! Зарычав, оскалив зубы, Перрин прыгнул в комнату, протянув руку к Фэйли. Перед тем как все вокруг исчезло, ему показалось, что он коснулся девичьей лодыжки.
Был ли этот сон-западня Тел'оранриодом или нет, Перрин не ведал, но он понял: это тот самый волчий сон. Его окружали склоны поросших травой холмов, кое-где виднелся кустарник. Перрин увидел оленя, ощипывающего листочки на опушке леса, через поле бежало стадо каких-то незнакомых ему животных – похожих на оленей, но с коричневыми полосами на шкуре и длинными прямыми рогами. Ветер донес запахи, которые подсказали ему, что эти животные съедобны, а другие запахи говорили, что вокруг много хорошей добычи. Да, это был волчий сон.
Перрин понял, что на нем длинная кожаная безрукавка кузнеца, а руки у него обнажены. Какая-то тяжесть висела у него на поясе. Он тронул ремень там, где была петля для топора, но в ней оказался не топор. Пальцы юноши легли на головку кузнечного молота. Да, молот, и он явно был на месте.
Перед Перрином появился Прыгун.
Опять ты пришел, словно какой болван! Это послание предназначалось волчонку, который, сунув нос в дупло, принялся лизать мед, не обращая внимания на то, что злобные пчелы жалят его в морду и в глаза. Опасность велика как никогда. Юный Бык. По снам бродят злые твари. Братья и сестры избегают тех гор камня, которые нагромоздили двуногие. И они страшатся сниться друг другу. Ты должен уйти!
– Нет! – ответил Перрин. – Где-то здесь Фэйли, она попала в западню. Я должен найти ее. Прыгун! Обязан!
И он почувствовал, как смещается что-то внутри него, что– то меняется. Он опустил взор и увидел свои ноги, покрытые густой шерстью, свои большие лапы. Он был волком, и куда крупнее Прыгуна!
Твое присутствие здесь слишком сильно! Каждое новое послание повергало Перрина в недоумение. Ты погибнешь, Юный Бык!
Если я не смогу освободить сокола, то мне, брат, будет все равно!
Тогда – на охоту, брат.
Держа носы по ветру, два волка пустились бежать по долине, разыскивая сокола.
Здравомыслящий человек не станет шататься по крышам Тира, тем более ночью. Так решил для себя Мэт, вглядываясь в лунные тени. Просторная улица, или, может, узкая площадь, немногим больше пятидесяти шагов в ширину, отделяла Твердыню от черепичной крыши, где на высоте четвертого этажа над плитами мостовой стоял юноша. Эй, а когда это я стал здравомыслящим? Те благоразумные люди, что мне когда-либо встречались, были так скучны, что от одного взгляда на них в сон клонило. Было ли это улицей или площадью, но за вечер Мэт сделал по ней целый круг, обходя Твердыню. Не дошел он только до одного места, до берега реки, где Эринин текла у самого подножия крепости и где ничто не преграждало ей путь, за исключением городской стены. Стена проходила всего через два дома от Мэта, по правую руку от него. Насколько он мог судить, гребень стены представлялся лучшим путем к Твердыне, но никак не тем. от которого душа Мэта переполнилась бы радостью. Подобрав свой шест и маленькую, стянутую проволочкой жестяную коробочку, юноша осторожно двинулся к кирпичной трубе, ближе к городской стене. На спине качнулась связка фейерверков – то, что было фейерверками, пока он не поколдовал чуток у себя в комнате. Как плотно Мэт ни упаковывал, ни увязывал, узел все равно был слишком велик, чтобы бегать с ним на горбу в темноте по крышам. Немногим ранее из-за этой неудобной ноши ему пришлось пуститься наутек: из-под ноги выскользнула черепичная плитка и загремела с крыши, а спавший в комнате внизу мужчина проснулся и тут же завопил: